Э.В. Ильенков
Диалектика и мировоззрение
«Материалистическая диалектика как логика
и методология современного научного познания».
Алма-Ата, 1977, с. 158-181
В дискуссиях о том, как следует разрабатывать и излагать теорию диалектики,
вопрос о соотношении диалектики и мировоззрения всплывает регулярно, хотя,
казалось бы, в классической марксистско-ленинской литературе он решен давно,
недвусмысленно и исчерпывающе.
Всмотримся внимательнее, в каком именно контексте возникает необходимость
снова и снова возвращаться к его обсуждению, чтобы выявить — где же именно
таятся те неясности, которые делают возможным возникновение разных точек
зрения, сталкивающихся тут в разногласии и противоречии. Вопрос ведь и в самом
деле слишком важный, чтобы мириться с неясностями и двусмысленностями в его
освещении и понимании, — даже в том случае, если эти неясности касаются не
существа дела, а всего-навсего терминологии. Ведь несогласованность
терминологии, — разнобой в употреблении таких «терминов», как мировоззрение и
диалектика, очень сильно мешает серьезному и деловому обсуждению вопроса по
существу. И, хотя забота об «уточнении названий» не является, — вопреки детским
сказкам неопозитивистов, — ни панацеей, ни даже сколько-нибудь действенным
лекарством, излечивающим теоретическую мысль от противоречий, разногласий и
дискуссий, она может сослужить известную пользу на стадии прояснения
действительных противоречий. [158]
Прежде всего следует заметить, что вопрос этот нельзя ни решить, ни даже
поставить в абстрактно-общей, внеисторической форме — как вопрос об отношении
«мировоззрения вообще» к «диалектике вообще». Стало быть, самое тщательное
уточнение соответствующих терминов не даст ничего для разумения существа тех
споров, которые возникают ныне вокруг вопроса о том, какой вид должна иметь научно-материалистическая
теория диалектики, поскольку она понимается и разрабатывается как неотъемлемая
составная часть научно-материалистического мировоззрения.
Классики марксизма-ленинизма никогда и нигде не возлагали на философию
обязанность строить из результатов «положительных наук» некую обобщенную
картину-систему «мира в целом». Еще меньше оснований приписывать им взгляд,
согласно которому такая «философия» — и только она — должна вооружать людей
«мировоззрением». Научное мировоззрение, согласно Энгельсу, заключается и
воплощается не в системе отвлеченно-философских положений, а в «самих реальных
науках», в системе реальных научных знаний.
Любую попытку воздвигать над (или «рядом» с) положительными науками еще и
особую науку о «всеобщей связи вещей» Ф. Энгельс безоговорочно
расценивает как затею в лучшем случае излишнюю и бесполезную. В лучшем случае.
А обычно — как показал и продолжает показывать опыт — такая «философия»
неизбежно превращается в тяжелый балласт, в гири на ногах науки и активно
мешает реальным наукам двигаться вперед, поскольку, будучи обобщенным описанием [159]
сегодняшних результатов исследования, она всякий шаг науки за
пределы этих результатов естественно рассматривает как покушение на свои
собственные построения, как их расшатывание и «ревизию», в то время как никаким
пересмотром действительных положений научной — диалектико-материалистической –
философии тут и не пахнет...
С другой же стороны, такая — позитивистски-ориентированная — философия
остается, как правило, вполне безучастной и снисходительной там, где происходит
действительная ревизия устоев философского материализма и философской
диалектики, и даже поощряет эту ревизию в тех случаях, когда она производится
под флагом выводов «из современного естествознания», там, где «новейшее
открытие» в физике или в астрономии (а оно для позитивиста всегда имеет
значение высшего критерия «философских» истин) непосредственно не согласуется с
утверждениями действительно научной — диалектико-материалистической –
философии. Тут позитивист всегда рад поскорее «исправить» философские
понятия в угоду «новейшему открытию» и применительно к нему.
На этом пути и появляются храбрые «философские» выводы из «успехов и
достижений современной науки», на которые так горазд позитивизм. Открыли физики
тот факт, что атом не является последней, неделимой далее частицей мировой
материи — и сразу же возникает умозаключение — «материя исчезла», «нет больше
материи», а есть лишь исторически меняющиеся «комплексы ощущений», «сгустки
энергии» [160] и т.д. и т.п.
Построили машину, внутри которой происходит преобразование одних
высказываний в другие высказывания, одних сочетаний знаков в другие сочетания
знаков, — и сразу же появляется толпа «философов», которые видят в этом
опровержение всего того, что философия диалектического материализма говорила
ранее о «мышлении», об «интеллекте».
Сколько уж было таких печальных уроков, — так нет же, не идут они впрок. А в
основе лежит все то же самое представление о философии как о совокупности
«наиболее общих обобщений», как о «системе» таких наиболее общих выводов из
развития естествознания (чаще всего) или из развития наук
социально-экономического цикла (это уже пореже).
Имея в виду постоянную возможность появления таких философов и таких
«философий», Ф. Энгельс и отметал с порога всякую болтовню о необходимости
сооружать рядом с действительно научным мировоззрением — т.е. рядом со связной
совокупностью реальных — «положительных» — научных знаний о мире — еще и особой
– философской картины мира. В этой затее он не видел никакого материализма, тем
более — диалектического:
«Если схематику мира выводить не из головы, а только при помощи головы
из действительного мира, если принципы бытия выводить из того, что есть, — то
для этого нам нужна не философия, а положительные знания о мире и о том, что в
нем происходит; то, что получается в результате такой работы, также не есть
философия, а положительная [161] наука» 1.
Из этого видно, что Энгельс отвергает не самое по себе идею создания
обобщенно-схематизированной картины мира — вовсе нет. Наоборот, он исходит как
раз из того обстоятельства, что всякое научное изображение (идет ли речь об
отдельной науке или о всей совокупности наук, о Науке с большой буквы)
представляет собой так или иначе схематизированное отображение
окружающего мира. Именно поэтому он и настаивает на том, что создание
обобщенной системы представлений о мире под силу лишь всей совокупности
«реальных», положительных наук, выясняющих свои взаимные связи и переходы в
составе единого, целостного миропонимания, и тем самым вооружающих людей
уразумением универсальной связи вещей и знаний об этих вещах, показывая и
доказывая эту связь как в целом, так и в частностях.
Совершенно очевидно, что возлагать решение этой задачи — задачи научного
познания вообще — на плечи какой-либо одной науки, будь то физика или химия,
математика или философия, было бы по меньшей мере наивно.
И когда какой-нибудь Огюст Конт, Евгений Дюринг или их запоздалый
последователь мнит, будто философия — в отличие от других наук, обреченных на
бесконечное копание в частностях и подробностях — призвана рисовать мир как
«единое связное целое», компенсируя тем самым «врожденный» [162] недостаток
«частных наук», то, с точки зрения Энгельса, эта смешная претензия не
заслуживает иного отношения, кроме насмешки.
Невозможно не заметить, что Энгельс нигде и никогда не называет
положительные науки, — физику, химию, биологию или политэкономию, –
уничижительным именем «частные», ибо уже самое употребление такого предиката
предполагает, что кроме «частных» наук должна существовать некая «всеобщая
наука», «наука о целом».
Если какая-то наука нацелена исключительно на познание «частностей», никак
не связанных по существу ни между собой, ни с другой категорией таких
«частностей», то это в лучшем случае характеризует ее историческую незрелость.
Если же она в этих «частностях» выявляет некоторый закон, то это и означает,
что она в конечном видит бесконечное, в отдельном — всеобщее, в преходящем –
вечное:
«Всякое истинное познание природы есть познание вечного, бесконечного, и
поэтому оно по существа абсолютно» 2.
И тот, кто не понимает этого простого обстоятельства, обнаруживает свое
полнейшее незнакомство с аксиомами диалектики и материализма. Хорошенькое
«научное» мировоззрение мы бы имели, если бы оно состояло из «частных» наук,
которые исследуют одни «частности» без связи, и «философии», которая, напротив,
рисует нам связь без тех частностей, которые она связывает... Это нелепое
разделение науки на две категории — на исследование вещей без их взаимных [163]
отношений и на исследование отношений без вещей — как раз и лежит в основе
позитивистского представления о роли и функции философии в составе «научного
мировоззрения».
И та «поправка», которой некоторые авторы пытаются смягчить нелепость такого
представления, — поправка, состоящая в том, что «частным» наукам вменяется
обязанность выяснять «частные и особенные» связи вещей, не трогая «всеобщих»,
«универсальных» связей между ними (это, де, прерогатива «философии»!), дела
нисколько не меняет. Взгляд этот обрекает «частные» науки на ущербное
существование, поскольку по существу запрещает им доискиваться до диалектики
в составе своего предмета, запрещает им диалектически разворачивать понимание
этого предмета, поскольку иначе для «философии» не останется работы.
В этом именно и заключается вред представления о философии как об особой
науке о «мире в целом». Архаичное по содержанию, это представление всегда
оказывается не только консервативным, но и прямо реакционным. По существу оно
внушает естественникам: копайтесь в своих частностях и подробностях, а выявлять
в этих ваших частностях и подробностях диалектику — не смейте, не ваше
это дело, не по чину берете, ибо это — монопольная привилегия «философии» и
«философов»!
Именно поэтому Ф. Энгельс и расценивает позитивистскую затею создания
философской картины-системы мира в целом не просто как пустопорожнюю, но и как
антинаучную, как антидиалектическую затею, активно препятствующую проникновению [164]
диалектики в головы и в теории самих «положительных» ученых, т.е.
естествоиспытателей и историков. Диалектику в природе не только может,
но и обязано вскрывать полностью и без остатка само естествознание, так
же как диалектику общественно-исторического процесса выясняет и способна
выяснять вся совокупность общественных наук — политэкономия, теория государства
и права, психология и т.д. и т.п.
Не менее категоричен в оценке позитивистского толкования места и роли
философии в составе современного научного мировоззрения и В.И. Ленин.
На полях книги Абеля Рея «Современная философия», по поводу рассуждения
автора, повторяющего в этом пункте взгляд Конта и Дюринга, В.И. Ленин
делает краткие, но достаточно выразительные пометки. Рей излагает стандартный
позитивистский взгляд на философию как на «участок научной работы, имеющий
целью научные обобщения и синтез наук».
Почему бы философии не быть, таким же образом, общим
синтезом всех научных знаний, усилием представить себе неизвестное функцией
известного, чтобы помочь его открытию и поддержать научный дух в его настоящей
ориентации? Она бы отличалась от науки лишь большей общностью гипотезы;
философская теория, вместо того чтобы быть теорией группы изолированных и
хорошо разграниченных фактов, была бы теорией совокупности фактов,
которые нам являет природа, системой природы, как говорили в XVIII
веке, или же по крайней мере прямым вкладом в теорию такого рода. [165]
Оценка этого пассажа В.И. Лениным совершенно однозначна: «блягер!» и
«дура». Не очень вежливо, но зато предельно ясно выраженное отношение 3.
С точки зрения Ленина позитивистские воззрения на роль философии попросту не
заслуживают иного отношения. Вот его оценка суворовской «всеобщей теории
бытия»:
«Так. Так. “Всеобщая теория бытия” вновь открыта С. Суворовым после
того, как ее много раз открывали в самых различных формах многочисленные
представители философской схоластики. Поздравляем русских махистов с новой
“всеобщей теорией бытия”! Будем надеяться, что следующий свой коллективный труд
они посвятят всецело обоснованию и развитию этого великого открытия!» 4
Острота и недвусмысленность реакции Ленина объясняется прежде всего тем, что
все подобные затеи с созданием «всеобщих теорий бытия» возникали в это время не
как пустопорожние забавы, а как прямые антитезы энгельсовскому пониманию
диалектики как науки — тому самому пониманию, которое Ленин последовательно
отстаивал в полемике с ревизионистами.
Не может быть никакого сомнения в том, что Ленин, настаивая на понимании
диалектики как логики и теории познания «современного материализма» и
отметая с порога все разговоры о «всеобщих теориях бытия», отстаивал и
подлинную[166] суть позиции Энгельса, изложенной в «Анти-Дюринге», –
поскольку эту позицию позитивисты как раз и старались всячески фальсифицировать
именно в духе «всеобщей теории бытия», чтобы затем противопоставить ей свою –
«новую» — всеобщую теорию бытия, «новую» мировую схематику, соответствующую,
де, новейшим достижениям науки.
Суть такой — позитивистской — фальсификации энгельсовского взгляда на
диалектику очень ясно просвечивает в книге известного русского махиста
Я. Бермана «Диалектика в свете современной теории познания» («Московское
книгоиздательство», Москва, 1908).
Свой замысел Я. Берман формулирует вполне откровенно:
«К числу тех устаревших частей стройного здания, воздвигнутого усилиями
гениального автора «Капитала», которые, несомненно, требуют ремонта и ремонта
капитального, относится, по нашему глубокому убеждению, прежде всего и главнее
всего философское обоснование марксизма и, в частности, знаменитая диалектика» 5.
Какое же понимание диалектики вычитывает Я. Берман в
«Анти-Дюринге»? А вот:
«Диалектика для Энгельса есть не более не менее как «наука о всеобщих законах
движения и развития природы, человеческого общества и мышления». При помощи
каких же приемов, спрашивается, может быть построена такая наука?» — вопрошает
Я. Берман 6. [167]
И дает свой ответ: такая наука возможна и мыслима лишь «как
завершение процесса обработки частных законов, добытых таким же опытным
путем отдельными частными дисциплинами» 7, –
путем извлечения «наиболее общих обобщений» из результатов
современной науки, и притом — тем же самым «методом», которым эти результаты
были извлечены «из опытов» ведущими корифеями этой науки, — Э. Махом,
Р. Авенариусом, В. Оствальдом, И. Петцольдтом и другими
знаменитостями.
Эта «наука» и будет удовлетворять «присущее человеческому уму и совершенно
законное стремление к выработке философского мировоззрения, т.е. к
составлению себе возможно более полного, охватывающего всю совокупность явлений
представления о мире» 8.
Это «философское мировоззрение» и заступит место «диалектики», о которой
говорил Энгельс, и которая возникла не из науки, а из гегелевских фантазий и
потому есть «белиберда», «погремушки гегелевского схематизма» и даже «бред», –
донаучное представление о всеобщих формах развития мира в целом, мира вообще...
«Позитивные заслуги» Маркса-теоретика, Маркса-экономиста, Маркса-историка, –
рассуждает Я. Берман, — не находятся ни в какой связи с «диалектикой», –
она представляет собою в лучшем случае лишь ненужное и путающее
терминологическое облачение его действительных открытий:
«Не нужно, однако, быть особенно глубоким знатоком «Капитала», [168] чтобы
видеть, что все эти схоластические схемы у Маркса играют исключительную роль
философской формы, наряда, в который он облекает свои, добытые чисто индуктивным
путем, обобщения...» 9
«Диалектика» и толкуется Я. Берманом как нечто вроде шапки, снятой с
чужой головы и напяленной на «позитивное» мышление Маркса, не имеющее с этой
«философской надстройкой» ничего общего. Поэтому-то марксизм и надлежит как
можно тщательнее очистить от «диалектики», то бишь от гегелевской фразеологии,
заменив эту фразеологию на «научную», добытую «чисто индуктивным путем» из
результатов «современной науки».
Разумеется, Я. Берман чрезвычайно облегчил себе задачу, толкуя
«диалектику» как один из возможных вариантов «науки о мире в целом», как некоторую
универсальную схему всякого развития вообще, — и сделал это именно для того, чтобы
атаковать эту всеобщую схему с точки зрения результатов «современной науки».
Именно в полемике с подобными толкованиями «диалектики» В.И. Ленин и формулирует
в эти годы свое понимание действительной точки зрения Маркса и Энгельса на этот
вопрос:
«Диалектический материализм» не нуждается ни в какой философии, стоящей над прочими
науками». От прежней философии остается «учение о мышлении и его законах
– формальная логика и диалектика». А диалектика, в понимании Маркса и согласно также
Гегелю, включает в себя то, что ныне зовут теорией [169] познания, гносеологией...» 10
Кажется, трудно сказать яснее. Диалектический материализм есть мировоззрение,
притом научное мировоззрение, то есть совокупность научных представлений
о природе, обществе и человеческом мышлении, — как таковое оно ни в коем случае
не может быть построено силами одной лишь «философии», а только дружными усилиями
всех «реальных» наук, — включая, разумеется, и научную философию.
Мировоззрение, именуемое диалектическим материализмом, не есть философия
в старом смысле слова, которая взвалила на свои плечи задачу, посильную только всему
научному познанию, и то в перспективе.
Если «прежняя философия» ставила перед собою эту утопическую задачу, то единственным
оправданием ее претензий была историческая неразвитость других наук.
Но, «как только перед каждой наукой ставится требование выяснить свое место во
всеобщей связи вещей и знаний о вещах, какая-либо особая наука об этой всеобщей
связи становится излишней», — неустанно повторяет Энгельс, — и в «Анти-Дюринге»,
и в «Диалектике природы», и в «Людвиге Фейербахе», прямо связывая это понимание
с самой сутью материализма.
Совершенно бесспорно, что ясная и недвусмысленная позиция Энгельса, изложенная
выше его собственными словами, была аксиоматически исходной и для В.И. Ленина
во всех его дискуссиях с людьми типа Я. Бермана и Богданова, Юшкевича 170]
и Луначарского, Базарова и Суворова, во что бы то ни стало старавшихся соорудить
внутри марксистского — научно-материалистического — мировоззрения очередную «всеобщую
теорию бытия», особое — «философское» — «мировоззрение», поскольку действительное
мировоззрение Маркса и Энгельса, изложенное в «Капитале» и «Анти-Дюринге», в «Восемнадцатом
брюмера» и «Критике Готской программы» их никак не удовлетворяло, и никакого «цельного
мировоззрения» они в этих трудах вычитать не могли... «Мировоззрение» им виделось
исключительно в виде особой науки, стоящей над прочими — «частными» и посему
неполноценными — науками.
Отсюда — и органическое непонимание этими людьми диалектики как логики и теории
познания — как действительной логики развития научного мировоззрения, так теории
познания мира человеком, — познания, осуществляемого вовсе не «философией», а всеми
реальными науками в содружестве с научно-материалистической философией, понимаемой
по Энгельсу.
Для Я. Бермана, Богданова и прочих путаников «марксизм» до их прихода был
«неполон» — в нем, по их мнению, недоставало как «общей теории бытия», так и «теории
познания», «гносеологии». Совершенно естественно, ибо в «диалектике» все эти люди
видели исключительно ряд предельно общих формул, перенятых, де, Марксом и Энгельсом
у Гегеля, — формул, касающихся «общих принципов развития» («развития вообще») –
и ничего более.
Тот факт, что Маркс и Энгельс вовсе не ограничивались [171] выражением согласия
с некоторыми «общими формулами» гегелевской диалектики, а применяли диалектику (материалистически
преобразованную гегелевскую диалектику, как не перестает подчеркивать Ленин)
на каждом шагу, — и именно в ходе исследования совершенно конкретных научных проблем
– проблем политической экономии, истории, политики и права, точно так же, как и
в анализе острейших классовых конфликтов и событий текущей политической борьбы,
– этот факт для Берманов и Богдановых как бы вовсе не существовал. По их просвещенному
мнению «Капитал», например, есть не более, как совокупность «обобщений, полученных
чисто-индуктивным путем» 11,
а «диалектика» к этим обобщениям привязана, мол, лишь задним числом, лишь в качестве
фразеологии, лишь в качестве неадекватных оборотов речи, в качестве неуклюжих форм
гегелевского языка.
Заранее отрицая за диалектикой значение логики мышления, логики развития
понятий в любой конкретной сфере научного познания и практики, русские позитивисты
от марксизма и толковали эту диалектику как пассивное и необязательное «дополнение»
к научному анализу, — лишь как «язык», на котором зачем-то, и неизвестно зачем,
Маркс и Энгельс выражали некоторые «позитивные результаты» своего изучения политической
экономии и истории.
В.И. Ленин же видит в диалектике прежде всего универсальный метод, активную
форму мышления Маркса и Энгельса, действительную логику развития понятий в ходе
конкретного исследования [172] тех конкретных областей действительности, которыми
непосредственно занимались основоположники коммунистического мировоззрения, — и
вовсе не совокупность «наиболее общих обобщений», делаемых задним числом, как то
пытались изобразить ревизионисты, начиная с Э. Бернштейна и К. Шмидта
и кончая Я. Берманом и Суворовым.
Поэтому-то В.И. Ленин и подчеркивает, что суть материалистической
диалектики заключается не в том, что она есть совокупность «наиболее общих утверждений»
относительно «мира в целом», а в том, что она есть логика развития научного мировоззрения,
реализованного Марксом и Энгельсом вовсе не в виде особой «всеобщей теории бытия»,
а именно в виде научно-материалистического понимания конкретных законов развития
общества на определенной конкретно-исторической стадии его развития, — в виде научной
политической экономии «Капитала», в виде конкретно сформулированных принципов стратегии
и тактики борьбы пролетариата, в виде теоретического понимания закономерностей революционного
процесса преобразования товарно-капиталистического общества — в социалистическое
(в виде того, что Ленин называет «научным социализмом»). В этих — совершенно конкретных
– результатах теоретического исследования, осуществленного с помощью диалектики
как метода исследования, и заключается научно-материалистическое мировоззрение Маркса
и Энгельса, — мировоззрение, постоянно развивающееся и уточняемое с каждым новым
шагом исследования конкретной исторической действительности, с каждым новым открытием
в любой области [173] природы и истории. В этом именно видел Ленин суть материалистической
диалектики.
А Берманы и Богдановы сочиняли в это время — и, главное, вместо этого
– «всеобщие теории бытия», пользуясь при этом архаической формальной логикой (методом
«чисто-индуктивных обобщений») и столь же архаической ассоцианистской психологией
юмистско-берклианского толка, только усвоенной не прямо, а через Маха и Авенариуса.
В этом — и ни в чем другом — и заключалась противоположность (а не просто «разница»)
между позициями Ленина и позициями позитивистов от марксизма.
Согласно Ленину суть диалектики — и не просто
«сторона дела», а именно суть — состоит в том, что «диалектика
и есть логика, и есть теория познания (Гегеля и) марксизма».
Та самая суть, которую, по его оценке, хорошенько не понял даже Плеханов,
не говоря уже о «прочих марксистах». И поскольку речь идет о том, чтобы
изложить теорию диалектики в виде особой, отдельной науки, то — в полном
согласии с Энгельсом формулирует Ленин — именно материализм
обязывает понимать и разрабатывать эту теорию как логику развития
всего научного мировоззрения, всего научного познания мира человеком,
осуществляемого лишь дружными усилиями всех наук.
Ведь нетрудно понять, что взваливая на плечи философии как особой отдельной науки
задачу научного познания вообще, ей не оставляют ни сил, ни времени, ни кадров
для решения ее специальной задачи, для выполнения ее специфической функции [174]
в развитии научного мировоззрения — для разработки диалектики как логики
этого развития.
И поскольку «свято место пусто не бывает», в эту брешь сразу же врываются мутные
воды всевозможных чуждых материализму «гносеологий», «эпистемологий», «семасиологий»,
«логик науки» и тому подобных модных течений, коими мечтают заполнить пробелы в
разработке целостного марксистско-ленинского мировоззрения...
Ведь сколько таких попыток «дополнить» марксистскую философию якобы недостающими
ей разделами было сделано в XX веке!
А все потому, что явно недостаточно разрабатывалась диалектика как логика
и теория познания, т.е. диалектика в ее ленинском понимании. Потому, что испуганное
воображение ряда философов усматривало в этом направлении научной разработки диалектики
«недооценку мировоззренческого аспекта диалектики».
Трудно ответить лучше, чем это сделал академик Н.Н. Семенов:
«Некоторые философы выражают иногда опасение: как-де можно рассматривать марксистско-ленинскую
философию как Логику, как теорию познания? А не поведет ли это к утрате мировоззренческого
значения марксистской философии, к умалению ее роли и даже к “отрыву философии от
естествознания”?
Если Логику понимать действительно по-ленински, то этого не надо бояться. Совсем
наоборот: ведь все наши науки, вся наша культура развивается с помощью мышления,
основанного [175] на человеческой практике, и потому наука о мышлении играет свою
первостепенную роль в развитии научного миропонимания...» 12
Несомненно одно: люди, упрекающие вышеизложенное понимание в «недооценке мировоззренческого
значения философии», просто-напросто публично признаются в том, что они сами понимают
«мышление» на какой-то странный, совсем не материалистический манер, — как некую
чисто субъективную способность, не имеющую никакого отношения к реальному миру,
к природе и обществу, к действительному познанию законов развития природы и общества.
Если же исходить из того понимания мышления, которое развернуто в трудах Энгельса
и Ленина, то такой упрек попросту нелеп, ибо мышление в его реальности и есть не
что иное, как процесс отражения природы и общества, осуществляемый совокупными
усилиями всех наук, и именно поэтому законы Логики представляют собой не что
иное, как отраженные в человеческой голове (и проверенные тысячелетиями человеческой
практики) всеобщие законы развития естественно-природного и общественно-исторического
развития.
Это обстоятельство и выражается формулой, согласно которой диалектика и есть
учение о тех всеобщих законах, которым одинаково подчиняется как развитие мышления,
так и развитие действительности (т.е. природы и общества), — «наука о всеобщих законах
движения и развития природы, человеческого общества и
мышления» 13. [176] А не только «мышление»,
понимаемое как субъективно-психический процесс, осуществляющийся в глубинах мозга
и психики человеческого индивида, — ибо «мышление» в таком понимании исследуется
вовсе не в философии, не в «диалектике», а в психологии, в физиологии высшей нервной
деятельности, и т.д. и т.п.
«Мышление» для философии (для диалектики как особой науки) — это прежде всего
знание в полном объеме его развития, знание в его становлении, т.е. процесс исторического
развития реального знания (естествознания и наук об истории).
Формула, определяющая диалектику как учение о всеобщих законах развития и
действительности, и мышления (а не только «мышления», равно как и не только
«действительности») выражает, таким образом, очень важную «сторону дела». Однако
совершенно неправомерно было бы видеть в этой формуле основное определение предмета
диалектики как особой, отдельной науки.
Из контекста, в котором Энгельс формулирует это определение, видно совершенно
ясно — это именно определение диалектики вообще, обнимающее собой не только
материалистическую, марксистскую диалектику, но и любую другую историческую форму
развития этой науки, — и гераклитовскую, и гегелевскую в том числе. В этой формуле,
как таковой, еще вовсе не выражены исторические различия, существующие между различными
вариантами этого учения, — в том числе и различие между марксистской и гегелевской
диалектикой, между материалистическим [177] и идеалистическим толкованием «всеобщих
законов действительности и мышления». Эти всеобщие (инвариантные и для природы,
и для истории, и для мышления как субъективно-психического процесса) законы одинаково
признаются и исследуются и там и здесь, — и Гегелем, и самим Энгельсом, — потому-то
и гегелевская диалектика –
тоже диалектика, т.е. историческая ступень развития «учения о всеобщих законах
развития природы, истории и мышления».
Специфика же марксистской диалектики заключается в том, что эта диалектика –
материалистическая. А это значит, что всеобщие законы мышления понимаются
ею как отраженные научным познанием — и проверенные тысячелетиями человеческой
практики — всеобщие законы природы и истории. В том-то и все дело, в этом-то
и специфическое отличие марксистской диалектики от гегелевской и всякой иной.
Стало быть, если уж говорить о самой краткой дефиниции, выражающей «специфический
предмет марксистской диалектики», то это никак и не просто «всеобщие законы бытия
и мышления», а, в самом кратком выражении, — всеобщие законы отражения бытия
в мышлении.
Здесь альтернатива гегелевской диалектике указана, ибо в гегелевском варианте
дело обстоит как раз наоборот, и всеобщие законы движения и развития в природе и
истории выглядят как «отчужденные» — т.е. как проецированные в природу и историю
– законы мышления, логические схемы «саморазвития мысли».
Итак, конкретизация определения диалектики вообще (всякой [178] диалектики),
превращающая это определение в «специфическое» определение марксистской — и только
марксистской — диалектики состоит как раз в четком указании на тот факт, что законы
мышления (логические законы, законы развития познания мира человеком)
сутьотраженные, т.е. познанные и практикой проверенные, законы развития
самой действительности, законы развития природы и общественно-исторических событий.
В этом же заключается, соответственно, и специфическое определение предмета марксистской
диалектики как особой науки (а не как метода, применяемого к любому предмету
во вселенной, — эти два смысла слова «диалектика» ни в коем случае путать нельзя!).
Как особая, отдельная наука, стоящая не «над» другими науками, а рядом с ними,
как полноправная наука, имеющая свой строго отграниченный предмет, диалектика и
есть наука о процессе отражения внешнего мира (природы и истории)
в человеческом мышлении. Наука о законах превращения «действительности в мысль»
(т.е. о законах познания, о законах высшей формы отражения), а мысли — в действительность
(т.е. о законах практической реализации понятий, теоретических представлений — в
естественноприродном материале и в истории).
Теория и практика (т.е. отражение и действие на основе отражения) и связываются,
таким образом, в один процесс, управляемый одними и теми же — и именно диалектическими
– [179] законами — законами Логики и теоретического познания, и практической деятельности.
Поэтому диалектика и выступает как Логика, как наука о теоретическом и практическом
овладении, освоении мира общественным человеком. В этом и заключается ее первостепенное,
огромное мировоззренческое значение, роль и функция, а не в сочинении «всеобщих
теорий бытия», не в попытках решить задачу, которая посильна только всей совокупности
«реальных наук», и то в их перспективе.
Поэтому справедливо будет сказать, что мировоззренческое значение философской
диалектики «недооценивают» как раз те теоретики, которые принципиально не проводят
энгельсовско-ленинское понимание диалектики как логики и теории познания мира человеком,
как науки о законах развития всего научного мировоззрения, т.е. всего человеческого
мышления, реализующего себя в науке и практических делах.
Подчеркивая эту суть диалектики, В.И. Ленин писал: «Диалектика и есть
теория познания (Гегеля и) марксизма: вот на какую “сторону” дела (это не “сторона”
дела, а суть дела) не обратил внимания Плеханов, не говоря уже о других
марксистах» 14. [180]
Да. И по сей день многие «другие марксисты» этой сути дела тоже не понимают.
И прямой интерес утверждения ленинизма в философии состоит в последовательном отстаивании
этой сути дела, в разработке диалектики как логики и теории познания, ибо
в этом заключается ее мировоззренческое значение — ее роль логики развития
современного научно-материалистического мировоззрения. [181]
1 Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения, т. 20, с. 35.
2 Там же, т. 20, с. 549.
3 См.:
Ленин В.И. Полное собрание сочинений, т. 29, с. 521.
4 Там же, т. 18, с. 355.
5 Берман Я. Диалектика в свете современной теории познания Москва, 1908, с. 3.
6 Там же, с. 20.
7 Там же, с. 21.
8 Там же, с. 7.
9 Там же, с. 17.
10 Ленин В.И. Полное собрание сочинений, т. 26, с. 54-55.
11 Берман Я. Диалектика в свете современной теории познания. Москва, 1908, с. 3.
12 Семенов Н.Н. Наука и общество. Москва, 1973, с. 235.
13 Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения, т. 20, с. 145.
14 Ленин В.И. Полное собрание сочинений, т. 29, с. 321.