Индекс ~ Биография ~ Тексты ~ Фотогалерея ~ Библиография ~ Ссылки ~ Проект





Э.В. Ильенков
Э. Глаголева

Мир человека

О.И. Скороходова. Как я воспринимаю,
представляю и понимаю окружающий мир.
Москва, «Педагогика», 1972

«Семья и школа», 1 (1973), с. 44-45

Эту книгу хочется посоветовать прочитать каждому. Произведение уникальное, необычное. Ольга Ивановна Скороходова потеряла в раннем детстве зрение, слух, а затем и речь. Нужно ли объяснять, что это значит? Теперь она старший научный сотрудник Академии педагогических наук, кандидат психологии и автор книги, представляющей огромнейший интерес не только для психолога, педагога или философа, но и для любого читателя, хоть изредка задумывающегося над проблемами воспитания человека, его интеллекта, его воли, его чувств, его мироощущения и миропонимания. Это не беллетристика, удовлетворяющая любопытство часов досуга, не просто биография человека необычнейшей судьбы. И вызывает она не сострадание, не жалость к герою книги, так жестоко ограбленному в детстве немилосердной судьбой. Вовсе нет. Дочитав книгу до конца, испытываешь прежде всего чувство гордости за человека, за людей, оказавшихся сильнее самых трагичных обстоятельств. А затем — что еще важнее – не можешь уйти от размышлений, выходящих далеко за пределы сказанного в книге. И прежде всего приходит на ум следующее. Если слепоглухонемая девочка смогла вырасти в Настоящего — с большой буквы — Человека, то какими же неиспользуемыми резервами располагает человек, видящий и слышащий мир?.. Факты, о которых рассказывает Ольга Ивановна, на первый взгляд очень просты. Слепоглухонемая девочка учится распознавать знакомых людей, знакомится со скульптурой, с цветами, с животными, потом — с азбукой, с книгами... Все шире и интереснее становится ее мир, все обостреннее — интерес к этому все расширяющемуся миру... И вот она уже переписывается с Алексеем Максимовичем Горьким, и тот делится с нею вдохновенными своими мечтами и неожиданными, даже парадоксальными, думами...

Постепенно, страница за страницей, эти факты складываются в картину значительную, серьезную и весьма поучительную О.И. Скороходова пишет не для себя, она пишет для науки, пишет для людей, для психологов, для педагогов, для родителей, для юношей и девушек — для всех. Пишет для того, чтобы мы лучше поняли очень важные и серьезные для всех нас вещи.

Читателю, еще не знакомому с Ольгой Ивановной и ее книгой, может подуматься, что у слепоглухонемого ребенка все происходит не так, как у обычных – у «нормальных», как говорят, — детей, что и мир и людей он представляет себе как-то по-иному, необычным и непонятным для нас образом. Это совсем не так. «Специфичными» для Ольги Ивановны и для детей, страдающих ее недугами, являются только те каналы, по которым поступает в сознание информация извне. Этих каналов в данном случае меньше. Поэтому слепоглухонемому ребенку просто приходится затрачивать больше труда, больше усилий, чтобы обрести те самые образы и понятия, которые другим детям достаются почти даром.

Слепоглухонемой ребенок вынужден максимально использовать возможности того канала связи с внешним миром (и прежде всего с другими людьми), который остался в его распоряжении, — он должен специально развивать свою способность воспринимать мир через этот канал, чтобы в итоге обрести правильное («адекватное», как выражаются философы) представление и понимание общего для всех людей, всех нас одинаково окружающего, мироздания. Не удивительно поэтому, что способность живо, остро и верно воспринимать жизнь с ее проблемами у Ольги Ивановны развита куда выше, чем у многих и многих баловней судьбы, имеющих и здоровые глаза, и здоровые уши... Культура, то есть способность восприятия, тут выше. Выше и культура воображения — культура способности строить образ.

Отмеченная особенность слепоглухонемого ребенка заставляет и его воспитателя употреблять больше старания, и притом специального — на развитие внимательности, живой заинтересованности, острого человеческого любопытства и любознательности. Тех самых способностей, которые мы часто не умеем в ребенке развить, а не умея, часто склонны винить в их отсутствии «природу», «наследственность», «гены».

Здесь как раз одна из проблем, верному решению которых может и должна помочь книга Ольги Ивановны и зафиксированный в ней опыт. Чтобы верно воспринимать мир, нужно прежде всего питать к нему живой человеческий интерес. Иначе не помогут ни зоркие глаза, ни самые чуткие уши, а самый здоровый в медицинском отношении мозг так и останется ленивым и праздным — «неспособным», бесталанным...

Ольга Ивановна и рассказывает — точно, строго, последовательно и документально, — как возникает, как складывается у ребенка этот живой интерес к миру, заставляющий его с вниманием «вслушиваться» в грозные раскаты грома, «всматриваться» в лицо другого человека, наслаждаться запахом цветов, тончайшими вибрациями воздуха вокруг звучащего музыкального инструмента, а затем — на этой основе — и книгами, наукой, искусством. Ибо основа интереса к последним — именно тут. В простеньких, казалось бы, проявлениях верно направляемого человеческого интереса к миру. В формировании специально человеческого, неведомого животному, интереса к миру людей и вещей. А формируется этот интерес именно на «простых» вещах.

Восприятие, представление и понимание окружающего мира Ольгой Ивановной сложно, богато, тонко — об этом свидетельствуют ее стихи, напечатанные в приложении к книге. Свидетельствуют они и о том, как живо чувствует Ольга Ивановна русский язык, его интонационно-музыкальный строй, его фонетику. Она его слышит — хотя и только «внутренним слухом», — и «слышит» именно потому, и только потому, что ее научили говорить прекрасным, грамотным, культурным русским языком — языком Пушкина, Лермонтова, Толстого. Язык ее точен, экономен, образен. Любая неряшливость, небрежность, а тем более пустословие или невнятность речи ей органически чужды. В других они ее раздражают — и это отношение к речи дисциплинирует всегда и ее собеседников. В ее присутствии просто стыдно становится говорить плохо, неряшливо и тем более без мысли... Это чувство испытывал каждый, кому посчастливилось с нею беседовать. Тут тоже прямое «назидание» зрячеслышащим. Культура восприятия и понимания жизни связана с культурой речи весьма тесно и прочно. Одно без другого развить ни в себе, ни в других нельзя.

Еще больше педагогических назиданий можно извлечь из тех разделов книги, которые касаются высших человеческих качеств — интеллекта и нравственности. Нередко случается, что слова и фразы оказываются пустыми, стершимися, что словесные штампы замещают способность мыслить и чувствовать.

О.И. Скороходова никогда не употребит слово, термин или оборот речи, которые не были бы для нее точным выражением ее собственного мироощущения и миропонимания.

Почему? Чтобы ответить на этот вопрос, придется хотя бы очень кратко сказать о той педагогической системе, которой Ольга Ивановна обязана своим вторым рождением и в русле которой она работает теперь как ученый, как научный сотрудник Института дефектологии. В книге она рассказывает о себе только «изнутри» — тут почти нет речи о том, как ее обучали тому или иному действию, как развивали в ней ту или другую способность. Тем не менее ее книга — ценнейшее документальное подтверждение основной идеи этой педагогической системы, [44] доказательство того факта, что все ее способности без исключения, в том числе искусство мыслить и осознавать мир в образах (воображение), воплощенные в ее сочинениях и стихах, обретены в результате активного освоения опыта всех тех людей, с которыми она общалась либо непосредственно, либо через «вещи» (в том числе книги, скульптуру и т п.).

Философы и психологи в таком случае говорят, все без исключения способности («таланты», «дарования») человека есть не что иное, как активно освоенная этим человеком культура. Из этой теоретической и одновременно практически-педагогической установки и исходили профессор И.А. Соколянский, первый воспитатель О.И. Скороходовой. О педагогических принципах работы И.А. Соколянского рассказывает в предисловии к книге продолжатель его дела — руководитель лаборатории имени И.А. Соколянского доктор психологических наук А.И. Мещеряков.

Многолетний опыт лаборатории удивительно доказывает, что ни одна специально человеческая способность от рождения в мозг человека не встроена. Возникают способности лишь через ту систему воспитания, в которую с первого же дня своего человеческого существования попадает ребенок. Его воспитывают тысячи, если не миллионы, «мелочей», которые для взрослых настолько привычны, что они их просто не замечают. В итоге «способности» ребенка возникают чаще всего незаметно для окружающих, как бы стихийно. «Как бы» — ибо на самом-то деле при активнейшем и постоянном педагогическом воздействии взрослых, всего уклада быта семьи, знакомых, их привычек, их манер, их вещей и способов обращения с этими вещами... А в итоге кажется, что способности возникли сами, вместе с биологическим развитием организма ребенка и созреванием его мозга.

Слепоглухонемота обрезает обычные связи ребенка со взрослыми. В результате буквально ни одна — самая элементарная, казалось бы, врожденная – человеческая способность в слепоглухонемом ребенке не появляется даже в намеке, даже в зародыше.

Человек приходит в мир без намека на то, что в быту именуют «любопытством» или «любознательностью», а в науке — «ориентировочно-исследовательским рефлексом» или «поисково-ориентировочной потребностью».

Оказывается, и эту способность надо в ребенке создать, как и потребность в ней. Сама она никогда не возникает. «Врождены» ребенку только органические нужды, потребности его тела. И если ребенка предоставить самому себе, то никакого интереса к окружающему миру он не проявит. Не проявит потому, что такого интереса в нем нет. Интерес возникает только к тому, что имеет прямое отношение к органическим (животно-растительным) потребностям тела. Не проявит такой ребенок и интереса к другим людям. Потребность в общении тоже, оказывается, надо специально формировать, развивать и культивировать. Иначе ее просто не будет, и ребенок останется всего-навсего биологическим придатком к материнскому телу, как бы несамостоятельным отростком его...

Воспитательная работа со слепоглухонемыми детьми воочию доказывает, что потребность в общении с другим человеком (прежде всего с матерью и другими окружающими ребенка людьми) не только «развивается», а и возникает только и исключительно в ходе и в результате бесконечно повторяемых совместных действий ребенка и взрослого. При этом действий, совершаемых с вещами. С одеждой, с соской, с ночным горшком, с игрушками, с посудой, с мылом и полотенцем. С сотнями, с тысячами вещей.

И очень — принципиально! — важно то, что действие это каждый раз должно быть разделенным между взрослым и ребенком. И еще более важный момент: с каждым шагом, с каждым днем помощь (то есть участие взрослого в действии) должна уменьшаться. Ровно в той мере, в какой растет самостоятельность ребенка.

Если взрослый продолжает помогать ребенку тогда, когда тот пытается делать что-то сам, этим он наносит величайший и очень трудно поправимый вред и нравственному, и волевому, и интеллектуальному развитию развивающегося человека. Очень часто, увы, встречающийся грех «нормальной» педагогики...

Трудно сказать, в какой именно период жизни ребенка проявление самостоятельности (известная детская фраза «Я сам!») имеет наибольшее значение для всей его последующей жизни. Но бесспорно одно — в росте каждого маленького человека наступает такой момент, когда его развитие — и нравственное, и эмоционально-волевое, и интеллектуальное — продвигается вперед только при одном-единственном условии – если он сам, пусть сначала неловко и неуклюже, пытается совершить то самое действие которое он до этого совершал лишь при активнейшей помощи взрослого. Если он сам берет на себя всю полноту ответственности за совершение действия. Это относится и к возникновению способности ходить на двух ногах, и к умению есть суп ложкой, и к способности (а через нее и к потребности) читать книги, рассматривать картинки и т.д.

Чрезмерная опека, даже если она диктуется самыми добрыми намерениями, самой самоотверженной любовью, весьма опасна. Она гасит активность личности. Отсюда и рождается чаще всего пассивность, недоверие к миру взрослых, безучастие к нему, стремление отыскать свои, так сказать «подпольные», способы проявления возникшей активности, которые не могут не быть чуждыми человеческой культуре. И тогда сводятся на нет и появившиеся потребности интеллектуального порядка, и ребенок растет попугаем, повторяющим чужие слова и затертые истины, внушаемые взрослыми, не вдумываясь в них, а в итоге всерьез их не принимая. Мышление же и воображение у него так и остаются навсегда на примитивно детском уровне.

В предисловии к книге доктор психологии А.И. Мещеряков разъясняет эти и многие другие принципы, в духе которых было когда-то организовано воспитание Ольги Ивановны. Принципы, плодотворность которых она доказала своей жизнью. (В целом это те же теоретические установки, которые лежат в основе педагогической работы известных советских психологов — А.Н. Леонтьева, Д.Б. Эльконина, П.Я. Гальперина, В.В. Давыдова и других).

Книга Ольги Ивановны Скороходовой опровергает многие застарелые и закоснелые предрассудки, сказки о врожденной способности или неспособности массы детей к полноценному творческому развитию. Предрассудки эти питаются, как правило, неумелой организацией учебного и воспитательного процесса, несовершенством практикуемых приемов и методов, которые часто губят и то, что уже у ребенка возникло. Вот и взваливают потом собственную вину и неумение на ни в чем не повинную «природу», не «гены», на биологию папы с мамой...

Обо всем этом невольно задумываешься, читая, а особенно прочитав книгу О.И. Скороходовой. И жизнь, и книга ее — подвиг. Такой же большой, как и работа тех людей, которые ее воспитали так, что она смогла далее воспитывать и себя, и других.

Э.В. Ильенков
доктор философских наук, Москва
Э. Глаголева,
кандидат философских наук, г. Ростов-на-Дону


[45]